Они словно прокладывали тропу сквозь собственные грёзы, шаг за шагом наполняя её красками будущего — не яркими, а тёплыми, как свет закатного окна в детской комнате. Узкие коридоры мечты вели их мимо воображаемых витражей, где свет преломлялся в нежных тонах: розовом, как первый поцелуй, золотистом, как улыбка родителей, синем, как обещание завтрашнего дня. В этих фантазиях не было грандиозности, только искренность — каждый образ выстроен не на парадности, а на том, что они давно хотели назвать своим.
Маленький зал районного клуба, с облупленной краской и дребезжащим полом, в их мыслях превращался в камерный дворец. Стулья, расставленные криво, становились рядами гостей, пришедших не ради шоу, а ради них. Каждое слово, сказанное вслух, звенело не громко, а тепло — как признание, как приветствие. А теснота, которую другие назвали бы неудобством, для них оборачивалась уютом — ощущением, что всё, что нужно, здесь, рядом, в руках, в взгляде, в молчании, которое не нужно заполнять.
Они не мечтали о глянце, о тысячах зрителей, о криках толпы. Они мечтали о том, чтобы в этот день не было страха. Чтобы каждый взгляд был добрым. Чтобы родители плакали не от гордости — а от счастья. Чтобы после аплодисментов можно было просто обнять друг друга и сказать: *мы сделали это*. И пусть весь мир этого не увидит — им хватит одного взгляда. Потому что настоящая мечта — не там, где свет софитов. А там, где сердце перестаёт бояться и начинает верить.
