Мэгги не сразу поняла, что оказалась среди декораций собственного прошлого. Нью-Йорк, когда-то бурлящий жизнью и шумом, лежал перед ней мёртвой панорамой: улицы, где смеялись, спорили и спешили тысячи людей, превратились в выцветшие фантомы. Тишина здесь была такой плотной, что казалась живой, и каждый её шаг отдавался эхом, словно вторгался в чужую память.
Ветер беспрестанно гнал по проспектам пепел и обрывки афиш, напоминающие о праздниках, концертах и премьерах, которые теперь никто не увидит. Ржавые каркасы витрин стояли немыми свидетелями исчезнувшей цивилизации, а лучи солнца, пробиваясь сквозь трещины в витражах небоскрёбов, разрезали тьму острыми осколками света. Город, некогда гордый и неукротимый, теперь выглядел, как выжженная сцена, с которой зрители ушли навсегда.
Для Мэгги Нью-Йорк всегда был символом дома, силы и бесконечных возможностей. Теперь он стоял перед ней, словно памятник чему-то утраченному навсегда. В этом безмолвии она ощущала и боль, и странное благоговение — будто город не умер окончательно, а лишь замер, ожидая, когда кто-то снова вдохнёт в него жизнь. Но хватит ли у неё самой сил и права оживить то, что кажется безвозвратно разрушенным?