Он входит в комнату так тихо, что никто не замечает момента его появления — ни скрипа двери, ни шагов, ни даже шелеста пальто. Но в воздухе сразу, почти мгновенно, меняется ритм. Как будто сердце зала пропустило удар, а потом забилось в новом, чужом темпе. Он не требует внимания. Он его *забирает*. Не громкостью, не жестом, а присутствием — тяжёлым, сосредоточенным, как тень, упавшая на свет.
Невидимый дирижёр чужих эмоций, он чувствует каждую ноту напряжения, каждый срыв в голосе, каждый едва уловимый оттенок настроения — страх, маскирующийся под смех, ложь, прячущаяся за доброжелательностью, ревность, скрытую в комплименте. Достаточно одного взгляда, брошенного через зал, чтобы прочесть человека до самого дна: где он ломается, что боится потерять, чего хочет больше всего на свете. Он не читает мысли. Он читает *жизнь* — в дрожи пальцев, в паузе перед ответом, в том, как кто-то слишком бережно ставит бокал на стол.
Он не говорит много. Но когда говорит — голос звучит не громко, а *точно*, как удар по струне, заставляя замолчать весь оркестр. Люди не понимают, почему им становится не по себе в его присутствии. Потому что он не просто смотрит. Он *видит*. И в этой комнате, где каждый играет свою роль, он — единственный, кто знает: все маски — временны. А правда — всегда в глазах. Даже если никто не хочет её видеть.
